Как дети ищут правду о сексе

Мы с другом Лешей сидели в песочнице и готовили завтрак для нашего ребенка — пластиковой куклы без пола и возраста с рыжим хохолком на макушке. Вдруг  подошла Лешина старшая сестра и спрашивает:

— Так это что же вы, значит, сексом занимались?
— Не-ет, — дружно и испуганно ответили мы. 

Сомневаюсь, что мы знали, что такое секс, но нельзя же чем-то заниматься и не знать об этом. По лицу Лешиной сестры было ясно, что это занятие сродни покраске ночной рубашки чернилами. Нас поймали с поличным, поэтому лучше всего сразу отписаться.

— Не-ет, — снова заверили мы.
— Ну как же нет, когда у вас ребенок есть. Только так дети и получаются, — с победоносным видом проговорила Сашка и добавила глубокомысленно: — Иного не дано…
— Да нет, ну нет, конечно, — начали оправдываться мы, все еще не разобравшись, в чем нас, собственно, обвиняют. 

Мне захотелось стукнуть Сашку кулаком, потому что я не знала, правду ли она говорит, а если да, то это сильно рушило мои дальнейшие жизненные планы. У Леши покраснел нос — предвестник его фирменного рева. Я вдруг нашла изящное решение:

— А это… это приемный. Все! — собрала кукольный скарб и побежала к маме.

Мама собирала смородину. Я встала перед ней во весь рост, ноги вместе, пятки врозь, как в бразильских сериалах встают все герои, когда собираются вывести кого-нибудь на чистую воду. И задала вопрос: «Правда ли, что единственный способ иметь детей — это секс? Правда ли, что секс, так сказать, неизбежен? И никаких альтернативных вариантов у меня нет?»

Мама зарылась поглубже в куст и оттуда ответила: 

— Ну, вообще-то да, а что? Есть какие-то проблемы?
— Да в общем-то никаких проблем, — ответила я, — но только знай, если так, то у меня своих детей никогда не будет. Только приемные. Все, точка!
— Ну хорошо, — пробормотала мама, не вылезая из куста. 

До сих пор не знаю, почему она не спросила: «А  почему, откуда такое решение, обоснуй, парируй, давай посмотрим на вещи иначе…» 

Во всех вопросах, которые мы часами обсуждали с ней: от способов выведения пятен до эмоционального надрыва в поэзии Марины Цветаевой — она предлагала поговорить. Здесь она сказала: «Ну хорошо». Есть подозрение, что там, в недрах смородинового куста, она боролась с безудержным смехом.

Как бы там ни было, я твердо решила никогда с сексом дела не иметь. Мне было шесть. Я понятия не имела, что это такое.

В следующие шесть лет ко мне постепенно просочилась информация о том, что секс — это что-то про мужчину и женщину, про пыхтенье ночью под одеялом, про поцелуи и про то, что это, как бы, должно очень нравиться. Но я же уже дала себе и миру обет безбрачия, я помню хитрющее лицо Лешиной сестры и самого Лешу, и чувство безумной неловкости, которое обуяло нас, двух детсадовцев.

В общем, за несколько лет я прошла все стадии проживания секса как идеи:

• Отрицание: да нет, такого быть не может, чтобы это нравилось. И не уверена, что детей иначе не завести (иначе нужно понять, что все люди, которых я знаю… о нет…). 
• Злость: да кому только в голову пришло такое придумывать! Ужас какой, фу, почему нельзя просто отрезать себе палец, чтобы он ожил и стал твоим сыночком! 
• Торг: ну хорошо, пусть они все делают, что хотят, но уж меня-то они не заставят. Ну хорошо, может быть, я соглашусь когда-нибудь на поцелуй. Да. И не более. 
• Депрессия: ууууу, ну почемууууу, да как же быть со всем этим, перед глазами эти ужасы, про которые в школе анекдоты рассказывают…

А принятие наступило совсем неожиданно. Когда лет в 12 я набрела на полку русскоязычных журналов Cosmopolitan за 1995–1999 годы. Там было все. Все, что мне нужно: и про то, что я никому не должна, чтобы заниматься с ним сексом — ни с конкретным парнем, ни вообще. Про то, что твое тело как музыкальный инструмент, который долго настраивается и на нем нужно научиться играть. Про то, что наши мамы и бабушки выросли в другой культуре и обычно ничего не могли позволить себе и партнеру, кроме миссионерской позы (причем они даже не знали, что это такое). Про оргазм и про преждевременное семяизвержение. Про то, что секс — это история доверия и безопасности, поэтому не надо смеяться над партнером, если у него что-то получилось не слишком красиво. И про то, что  не стоит встречаться еще раз с партнером, который плохо тебя слышал и не заботился о том, что ты чувствовала. 

Почему эти переводные статьи для взрослых теток оказались для меня спасением? Наверное, потому что они были совершенно бесстыдны и бесстрашны. Каждая страница кричала: нет ничего плохого в том, чтобы разобраться, как все устроено. Нет никакого риска в том, чтобы задавать вопросы. Нет беды, если тебе что-то не понравилось и не подошло, но можно и нужно продолжать поиск.

Ну, а потом на той же полке нашлась книга Руфи Диксон, и тогда уж мне почти все стало ясно. Мне было пятнадцать, и я почувствовала себя прекрасно вооруженной и против всей толпы мужчин и женщин, которые «делают это», и против ехидных лиц подружек. Какое-то время мне эти латы не пригождались, но они у меня были, а это главное.

Не так давно на фестивале Family Tree Дима Зицер сказал о первом сексуальном опыте очень точно: это момент, в котором ты ВОЗНИК. Тебя как бы не было, и вдруг ты родился, появился, ощутил себя всего. А вот во что ты переродился, каким ты вышел — это во многом зависит от качества сексуального дебюта. Я помню, как было со мной: как будто ты всю жизнь сидел в комнате под лампой, и вдруг кто-то рванул рубильник, и зажегся весь свет. Оказалось, что комната, в которой ты сидишь, огромна, как танцевальный зал, по стенам висят картины, на потолке сотни лампочек, и вот все они светят на тебя, совершенно обнаженную (бог с ним — с телом, эмоции все на виду!), и ты стоишь и сияешь посреди этого необъятного пространства. И можно двигаться, и можно танцевать, или сесть, или улечься на полу. Ты свободен и законно счастлив. Вот и все.

… Сейчас у меня трое детей. И есть четкое представление о том, каким должен быть разговор с ребенком о сексе. Правила очень просты:

1. Говорить должен человек, который сам счастлив в сексе. Потому что как иначе мои дети узнают самое главное — что все это про радость и близость, а не про хихиканье на задней парте?
2. Разговор — на сто процентов честный и открытый. Прямые ответы на прямые вопросы, без юления, лицемерия, мерзких обманов и вот этих «А это ты узнаешь, когда подрастешь». Cosmo, как жаль, что твои подборки не стоят в школьных библиотеках.
3. Разговор как диалог, а не лекция. Лучше всего, если ребенок получает информацию по запросу. Другое дело, что любой запрос может обнаружить под собой повод для длинного подробного ликбеза, но в основе должен лежать запрос от самого ребенка.
4. Секс — это о людях. Мне необходимо, чтобы моим детям (а лучше вообще всем детям на планете) про секс рассказывали не только, как на канале «Дискавери». Детям нужно научиться заботиться о своих чувствах и чувствах партнера, осознавать свою ответственность за того, с кем ты выходишь на сексуальную близость. И понимать, что эта ответственность всегда взаимна и касается не только контрацепции. У той же Руфи Диксон есть отличная формула: в постель надо идти с радостью и уверенностью, что вы не навредите партнеру ни сейчас, ни после.
5. Тот, кто говорит с детьми о сексе, должен искренне желать им добра. По сути, на сексуальную сферу распространяются общие правила жизни: не ври, не используй людей, не делай того, чего точно не хочешь, не давай себя в обиду, не подставляй других, не делай больно. Все просто, но срабатывает не всегда, а только в том случае, если информацию тебе даст не соседский парень, который хочет самоутвердиться за твой счет, и не злобная учительница биологии, которой на тебя наплевать. Пусть это будут те люди, кто тебя любит и кто играет на твоей стороне. Идеально — родители, которые нашли в себе силы выйти на такой разговор.