Профилактика тревожности родителей

— Ты сказал детям, что им делать после того, как они посмотрят фильм? 

Мой муж отвёл детей в квартиру, которую мы сняли в одном красивом древнем городе, а сам спустился ко мне: мы решили провести этот вечер вдвоём. 

— Нет, ничего не сказал. 

 

Мы отправились гулять, бродили довольно долго, фильм, который смотрели дети, давно закончился, во мне начала подниматься тревога. Как там дети? Уже довольно поздно, они волнуются? Ждут нас? Мы ведь даже не оставили им телефон. 

Я поняла, что тревога не даст мне гулять дольше. Мы пошли домой. Поднимаясь по лестнице, я пыталась представить, что меня ждёт. 

Они плачут? Будут нас обвинять? Мы никогда не делали ничего подобного раньше, не оставляли детей одних в незнакомом городе. Мы отперли дверь. 

В комнате было темно, дети, умытые и раздетые, мирно спали в своих кроватях. Я наклонилась к старшей дочери. Она улыбнулась и, повернувшись на другой бок, снова заснула. Я думала, как хорошо. Значит, мы все делаем правильно. 

Я на их месте физически бы не смогла уснуть. Жаркая тревога уже съела бы мое сердце. 

Помню, как я, маленькая, сидела у окна, вглядываясь в темноту, когда мама задерживалась с работы. 

Помню, как плакала, представляя, что ещё ужасное могло с ней произойти. Помню мамины полные страха и ужаса глаза, когда я приходила с прогулки позднее обычного. 

Тревогой прошиты насквозь наши с ней отношения. 

Тревогой прошито ее послевоенное детство. 

Я понимаю, откуда это идёт, знаю, где это началось и чем питается, и я хочу это остановить. 

Я хочу это остановить на себе. 

Когда дети были совсем маленькими, мне помогали книги и лекции о развитии ребёнка. О том, как важно падать, трогать, пробовать на вкус. Как важно ошибаться. Делать маленькие — по возрасту — ошибки, чтобы самому видеть их последствия. Учиться через тело. Чувствовать границы своего тела. Нужно биться об углы, падать с высоты своего роста, разбивать коленки. Честно говоря, я и сейчас радуюсь, когда дети ранят локти или коленки. В нашем стерильном мире побитые коленки — это почти роскошь. Ведь как иначе мы можем понять свои возможности и свои границы, как не через промахи и победы? Как иначе мы можем понять свою силу и потом ее преумножить, преодолеть самих себя, как не через неудачи и маленькие неприятности? 

Помню, как у старшей дочери года в три возник огромный интерес к спичкам. Сначала я прятала их, но заметила, что интерес только растёт, и перестала прятать. Она нашла коробок и стала пытаться их зажечь. Я потихоньку села невдалеке, делая вид, что занимаюсь чем-то своим. Она наконец сумела зажечь спичку, та загорелась, дочка завороженно глядела на пламя, потом резко вскрикнула. Я обняла ее, мы полечили пальчик. Помню, как тяжело мне было сдержаться от комментариев, чтобы дать возможность ее сознанию самому создать внутри эту связь огня и опасности. 

Сейчас ей 11, и я знаю, что спокойно могу доверить ей разжечь костёр и присмотреть за ним. Притом, что я так ни разу в жизни ничего не сказала ей по этому поводу. Жизнь сама рассказала ей многое. 

Про себя я знаю, что в вопросах тревоги я нездорова. Это сильное чувство, которое живет в шее и в животе, в плечах и в горле. Я признаю факт своей болезни. Вижу ее со стороны. И самое главное для меня — иметь дело со своей тревогой самостоятельно. Брать эту ответственность себе. Не сваливать на детей задачу утихомирить мою тревогу. 

 

Что мне помогает: 

1) Признать факт, что плохое случается в жизни и не в моих силах проконтролировать все. Снять корону и прикрутить своё всемогущество. Я не заведующий всем, и даже если я параноидально буду отслеживать каждый шаг, «shit все равно happens». Это жизнь. Я могу создать условия для того, чтобы дети учились каким-то вещам в домашних условиях. Могу открыто обсуждать с ними примеры из жизни. Но их жизнь — это их жизнь, и они хозяева своих решений. 

2) Для меня важно видеть, где я и где моя тревога. Где я реально могу что-то сделать, а где мое дело — это просто сидеть и ждать. И пустить своё внимание в то, чтобы переживать это ожидание сознательно и оставаться в силе. 

3) Когда тревога зашкаливает, я уже знаю, что просто устала, у меня мало ресурса, и я ищу способ, как его восполнить. Обычно после бани моя тревога полностью улетучивается и жизнь становится равна жизни, со всем, что в ней происходит. Или я еду на велосипеде. Или отправляю ходить, куда глаза глядят. Способы восполнения ресурса у каждого свои. 

 

То есть, по сути, шага всего три: увидеть болезнь, признать ее, позаботиться о своём лечение. А дальше иншалла. 

Главное — не делать детей своими главными врачами 🙂 Пусть познают, пусть играют. Ценнее их врожденного доверия к жизни нет ничего на свете.

А болезнями пусть занимаются профессионалы. Психологи, расстановщики, телесные специалисты, специалисты техники ЭОТ. Тревога при правильной распаковке становится потрясающим ресурсом, который можно здорово себе присвоить. И присоединиться к детям в их игре, исследованиям и морю спонтанного удовольствия.